Оруэлл наливает Кафке полный стакан.
С горкой. Молча. Потом наливает стакан себе.
Словно старые рельсы, травой зарастает строка.
Сказано всё. Дальше можно молчать о судьбе,
Пожимать плечами, отстукивать пальцами марш,
Запустить в камин второй или третий том.
Ибо дело одно – сочинить отличный кошмар,
И совсем другое – зависнуть в кошмаре том.
Франц и Джордж сидят, вспоминая былой уют -
И здоровье было покрепче, и взгляд лукав.
Тостов нет, потому что за будущее не пьют,
А за настоящее – лишь не чокаясь, под рукав.
Джордж пропивает остатки наивных dreams.
Франц не стирает слёзы с небритых щёк.
Возвращаются Гоголь и Салтыков-Щедрин.
Ларёк работал. Они принесли ещё.
В комментариях досочинили про Ионеско:
А где-то за домом, в заброшенном гараже,
В одиночку, но бурно празднуя свой успех,
Наливает абсент в свой граненый стакан Эжен,
Переплюнувший всех. Угадавший точнее всех.
"До нашей действительности никакая кафка не докафкается". Геннадий (Снегирев).
