gern_babushka13

стр 432-433. 9 Июня я уже везла всех в Воронеж, но побыть недолго пришлось, Губернатор выслал Лелю и Юлю, и 18 Июня мы сново ехали в Смоленск, приехали прямо к Л<идии> Э<дуардовне>, но пришлось скоро уехать от нее, так как она много позволила себе говорить, главное офицер (теперь уже умерший) науськивал ее и она забыв то, что у меня воспитываются ее же дети, позволяла оскорблять меня. Леле взяла квартиру, а Юлю отвезла в Морево, где еще был Митя и Сережа, Митя 24 Июля уехал в Воронеж, оставив Юлию у бабушки в Мореве и вот, буквально ничего не могла делать в Воронеже, тоска, тоска, муж в отъезде, Митя занялся делами, Елена, приехавшая со мной, меня много разговаривала, вдруг получаю письмо от Лели о 25го Июля, что он по протесту прокурора снова в тюрьме, хотя и ожидала этого, но поразилась и 1го Августа ехала с Сериком вновь в Смоленск, побывала у сына, и у прокуроров и везде слышала, что Леле каторга или вечное поселение, уехала в Морево, откуда раз в неделю ездила к Леле а 20го совсем перебралась в Смоленск, временно взяла квартиру у бывшаго столоначальника мужа, заняли крохотную комнатку и питались в столовой, вечера проводила у своей приятельницы Пр<асковьи> Кон<стантиновны>, в Сентябре перебрались к Богдану, в Сентябре приезжал Павел Адольф., увез Серика и мы остались с Юлей вдвоем ожидать суда, который и был 23 Октября; не дай Бог пережить еще подобный день! Сама возила дочку туда, Митя приехал к этому дню. Суд палаты, это опереточный какой то, мы его переросли, седые судят мальчишек и девченок, осудили Лелю на 1½ года крепости, других на год и Юлю на месяц, подругу же ее (покойную ныне) на 5 месяцев

стр 434-435. Дело ж прямо детское, глупое, хотели кому то помогать, просвещать, пять младенцев, создать же из него хотели организацию жандармы, и опасную, когда прочли обвинительный акт, я закричала: «Ну, не скоро же в России будет революция, когда таких младенцев признают опасными!» До сих пор мне больно за своих детей. Меня поздравляли в суде с счастливым исходом! Хорошо счастие! Съездила в Ноябре проведать своих и 9го уже была опять в Смоленске, проводила Митю в Воронеж, который детям заменял меня и стали ожидать заключения Юли, а тут слышу, что подан протест, волнуемся, объездила всех, писала Ал<ександру> Ф<едоровичу>, но слава Богу никакого протеста и 5 Декабря свезла Юлю и Соню покойную в тюрьму. Тяжело и обидно за то унижение, которому подверглись девочки, Юле во время ареста было только 16 лет, а Соне 18, Леле 19, по столько же другим. Вернулась домой с тяжелой душой, только вечером с Пашетой отводила душу, а Наташа и не приехала ни разу с своим супругом, Коля же сочувствовал мне очень. Только и жила тем, что готовила детям обеды да ездила к ним в дни свиданий. 11 Декабря приехал муж на выборы, легче стало с ним, опять вместе к детям, потом с Пашетой на выборы, теперь я уже присутствовала не заинтересованной, а простой жительницей отживших дворянских традиций, выборы Урусова сново скандальные, а ему все не почем, медный лоб, прошел благодаря черносотенцам — их время. 1го Января проводила Павлю и остальной день провела у Коли, а 5го съездила за своей дочкой, с которой благодаря нашему сидению в Смоленске сильно сдружилась. Ехать в Воронеж долго не приходилось, потому что Помпадур Воронежский не разрешал, Павля просил Хомякова и в конце Февраля городовой принес от губернатора разрешение на жительство в Воронеже не только ей, но и Леле, и 25го Февраля мы с нею уехали, тяжело было мне оставлять Лелю, но и там семья — я точно раздвоилась, половина там, половина здесь, оставила его на попечение одной доброй души М.М.Ивановой и тетки Оли, он сам требовал моего отъезда, говоря, что теперь не много больше чем 1 год и три месяца

Пашета — видимо, Прасковья Константиновна.