Хотела столкнуть Циолковского с Тейяром, но не получилось. Тейяр, конечно, последовательный рационалист, в отличие от Ц., в силу просто отличного образования; но он поэт в первую очередь, это видно с любой строчки, потом уже антрополог средней руки. Вроде бы в одушевленность материи он тоже верил, по своему: в постепенное одушевление (с нашей помощью).
Что касается разумного атома, который путешествует из ногтя в мозг, оттуда в печень, оттуда в прямую кишку (откуда извергается во тьму внешнюю на много кальп, или витков энергетической спирали) — это достойно шукшинского деревенского философа, который «срезал» приезжего умника. И мы могли бы опустить занавес жалости над этой прославленной личностью, кабы он по злобе и зависти не раскрутил маховик преследования настоящих ученых, вместе с сынком Тимирязева, бездарным физиком.
Нет, Тейяр де Шарден не писал стихов, к счастью, французский язык не подходит для метафизической поэзии. Сама его жизнь — поэма. Без начала и конца.
«Над нами— сумрак неминучий,
Иль ясность Божьего лица.
Но ты, художник, твердо веруй...
Вот он и веровал, и тепло ему было в Тибете, и в узкой безымянной могилке на иезуитском кладбище, и теперь тепло в нашей памяти.
Хотела посмотреть, что у него там с Армагеддоном, но заглянула все-таки в «Происхождение языка», т.е. в «Возникновение мысли», или СТУПЕНЬ РЕФЛЕКСИИ.
(Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем? Поль Гоген, Таити).
«Ничтожный морфологический скачок и вместе с тем невероятное потрясение сфер жизни — в этом весь парадокс человека...»
«Если прогресс — миф, то есть, если, приступая к труду, мы можем сказать: «Зачем?» - то наше усилие рушится, увлекая в своем падении всю эволюцию, ибо мы — ее воплощение».
И все будет прекрасно, и Новая Земля будет, и Новое Небо...
