Пишу вдребезги пьяный: угощал наборщиков,
Т.к. стою во главе издательства
(называется 41°) футуристического!
Из письма Игоря Терентьева М.М.Карповичу
(Эпиграф к статье Вл. Кричевского. 41° - широта Тифлиса и температура в тени).
«Типо» ценнее «лито», как преодоление материала ценнее отказа от него, как опечатка – в логике футуристов – ценнее описки.
Художники, способные прочитать «на чешуе жестяной рыбы... зовы новых губ», сторонники «всёчества» (и «ничевочества») - разве могли они вдохновляться печатными эфемерами?
Чтобы уловить прелесть даже простейшего набора, полезно сопоставить два опуса Каменского - схожих по композиции и приправленных крупной буквой "К":
...Низвергать устои приходилось, соблазняясь низвергаемым. Младенчество типографического модернизма проявлялось в повторении форм «упадка» и стиля модерн, но — в каком-то огрубленном, пародийном виде.
Тот же набор вычурных букв, что и на этикетках конфет! Вот и содержание... м-м... да это же Северянин! Кстати, он там же напечатан, в том же сборнике.
Вывод напрашивается: чтобы ниспровергнуть устаревшую печатную культуру, надо быть в ней свободным, надо в ней ЛЕТАТЬ, как Каменский в воздухе, только лучше!
«Я потратил немало часов своей печальной жизни на вставку малюсеньких свинцовых брусочков между тысячами литер, прошедших через мои пальцы»... Ильязд, Пятьдесят лет спустя».
Это, кстати, пародия. Не набор, автолитография.
Зданевич издал цикл из пяти драматических произведений («виртеп ф 5 действах»)
… Зданевич ищет способ фонетической записи зауми, для чего выделяет ударные слоги или гласные: то полужирным шрифтом (Янко круль албанскай — 1918), то курсивом (Остраф Пасхи — 1919), то наконец прописными (Асёл напракат — 1919 и Зга якабы — 1920).
Заодно изобрел албанский язык, между делом. Потом, в Париже, создал издательство и для него особый фирменный стиль: набор одним кеглем одной гарнитуры без прописных букв. Впал в неслыханную простоту. Некоторые книги писал сам.
Под конец, на загладку, маленький шедевр:
