Охо-хонюшки, смех и грех с этими старухами, погоревать толком не дадут. Дети тоже, само собой.
стр 395. шесть недель Мише, прихожу, тетя ни сама, ни дети чай не пили, я выговорила зачем ждала, она мне: «Как же я смела без тебя!» Хотя всегда пила и делала все, сели чай пить, она мне говорит: «вот Мишу помянула, теперь хорони меня! Мне плохо». Рука совсем не действует и ногой стала сильно заволакивать, послала за И<ваном> С<еменовичем>, который нашел, что параличное состояние, велел быть покойной и т.д., вечер я ей опять читала, она лежала на диване и словно спала, но мне жутко было с нею. 31го приехали мои. На второй день нового года Павля пошел к Мазаровичу и тетя еще с ним шутила, громко говорила, после ухода Павли я пошла в кухню и не пробыла там 5 минут, бежит Митя и говорит: «бабушке не хорошо!» Андреевна и я бросились к ней, у ней рот на сторону, хрипит, посылаю за мужем, за Олей и Елизаветой Ефимовной и попом, прибегают все, Е.Е. сейчас же устроила соборование, священник скоро пришел с дьяконом, начали таинство, Андреевна держала свечку в руках тети, она хрипела и кажется ничего не сознавала. Е.Е. посоветовала приготовить все, Оля побежала купить кое что, Евдоким вытаскал мебель из зала и поставил стол, взятый из земства, как он говорил «оправски». Послала телеграмму Пете, Сереже, (перед рождеством Наташа была), нянька Оли пришла ночевать и мы по очереди дежурили около, тетка хрипела, Е.Е. два раза в день приходила. 4го утром приехал Сережа с Л<идией> Э<дуардовной>, подошли, постояли, она без сознания, Сережа ночевал одну ночь и 5го вечером в 10 часу собирался ехать, сидим в столовой, Андреевна около больной, вдруг слышим явственно: «Творогу». Я вскочила, бегу, тетка говорит: «Творогу». Сережа вскочил и говорит: «Пошли скорей!» Таня побежала и через несколько минут Андреевна кормила
Мазарович, Николай Иванович (1860—после 1917) — библиограф Петербургской Публичной библиотеки, Краснинский уездный предводитель дворянства (Смоленская губерния, 1898—1909), статский советник, сын И. С. Мазаровича, генерал-майора.
стр 396. ее творогом с молоком, Сережа подошел, поцеловал ее, узнала и прощаясь даже благодарила: «Спасибо тебе, друг мой, за все, все!» Сознание вернулось; мы ушли все и сели в гостиной, слышу стук, бегу, тетя хотела видно встать и спустила здоровую ногу с постели и висит так, я закричала, Сережа прибежал, уложила, левая сторона у ней парализована, но говорит хорошо. Сережа просил, что бы я послала за доктором. Проводила его и Л<идию> Э<дуардовну>. Утром позвала И<вана> С<еменовича>, который сказал «что помочь ничего не может», предложил электричество, все это мы проделывали, но все безполезно. Приезжала Наташа, но в этот раз пробыла недолго, а теперь то и нужней она была, чем раньше. Наняли сиделку к тетке, которая уже плохо сознавала, недели три была в сознании, а то начала пороть дичь и все разговаривала с мамой и тетей Анютой, а ночи напролет проговаривала, бывало ни за что не заснем с мужем, бормочет, бормочет, сиделка добросовестная была, все время около, пойду, прошу ее перестать, слушаю, что бормочет: «Гляжу безмолвно на черную шаль» и все стихи явственно говорит. «Тетя, да мы спать хотим, перестаньте!» «Вы хотите, да я то не хочу!» Что с сумашедшей поделаешь, уставала я с ней, только и отдыхала у Е<лизаветы> Еф<имовны>, куда ходила вечером часа на два. Постом приезжал Володя, брат Сони, тетка его не узнала и сколько я не толковала кто это, не поняла, проблески сознания проявлялись редко. На 6й приезжала Наташа, а я что бы отдохнуть приняла участие на благотворительном базаре и конечно Наташа со мной. Под Пасху я пришла к тете в комнату, думаю, может облегчу ей страдание, поговорю с нею, она раскапризничалась, просит пряников, говорю, что негде взять, теперь наступает Пасха, сейчас начнется благовест, она не сознает. Тяжело стало, ушла от нее, ведь это ужас.
