gern_babushka13

Уж ты степь моя, степь сарматская,
Широко ты, степь, пораскинулась,
К морю Черному (т. е. к Понтý Эвксинскому) понадвинулась...

Пусть будет Сарматская. Имена переживают своих материальных носителей. Сарматами называли скифов, сарматами и скифами называли гуннов, гуннами называли татаро-монголов, которые были вовсе не татарами, а монголами в этой массе оставались только прямые потомки Чингиз-хана. И разве еще Субедей-багатур. Половцами называли куманов, кумыков, кыпчаков, берендеев и иже с ними. Русью называли... последняя версия, что это финское слово значило «купеческое товарищество» или «лодку с гребцами» - эти понятия совпадали, как «торговец» и «грабитель». В другой ветви финских языков странствующих торговцев, но менее воинственных, называли «пермь», также и страну, из которой они приходили - «Пермь», «Парма», «Биармия», «Бьярма». Это я недавно прочитала, и это было позже.


Заснеженная степь — она как море в романах о Хорнблауэре. Только и вставай на стременах, крути головой, поглядывай из-под руки: ничего на горизонте не чернеется? А если чернеется, это дерево или зверь? Или человек? Если человек, то вряд ли один; так их больше или меньше, чем нас?
Амиран совсем перестал спать. Послы императора Маркиана доверяют ему свою жизнь; он рискнул нанять в охрану нескольких удальцов-булгар, болтавшихся в степи за-зря, плохо вооруженных и голодных, на тощих конях. Посчитал, что так будет лучше; иначе, кто знает, они тащились бы за отрядом, выжидая только случая... он посулил им плату от славного султана Бейбарса, к которому направляется посольство, и возможность примкнуть к победоносному войску (по его, Амирана, протекции), обогатиться славой, совершить поход в неведомые богатейшие страны с дворцами и садами, разделить добычу с лучшими воинами Ойкумены...
( Collapse )
Примерно к полудню посольства съезжаются. Гуннов и готов возглавляют знатные люди, славянские вожди Свентослав и Долгозух. Амиран уже с ними познакомился. Замечательные воины! Дружинники тоже знакомятся настороженно.
Вечером второй оруженосец, Пшемысл, расседлывая коня Амирана, шепчет:
- Господин, этот князь, у которого рыжая борода, был на пиру, когда ты много кого порубил. И еще один воин, гот, я помню...
Да, думает Амиран. Моя шальная голова будет ценным подношением Аттиле. Но, конечно, куда более ценным буду я целиком, с руками, ногами и прочими частями, чтобы их отрезать по кусочку...

Эпизод вручения верительных грамот превышает мои возможности. Что-то похожее есть, кажется, у Рубрука, когда он едет в Орду и каждому встречному разъезду вынужден совать собольи шкурки, специально для этого запасенные в большом числе. От простого воина до наместника все страшно наглы, жадны и опасны, не всегда подарками умилостивишь. Пусть у нас будет не так. Разумеется, дисциплины Чингизовой быть не может, это у него в Ясе шаг влево, шаг вправо — смертная казнь через переламывание шеи. Все же мало кто решиться протянуть жадную грязную лапу к подаркам, предназначенным Грозному и Справедливому, тем более от других больших и сильных, тем более в сопровождении достаточной охраны. Ну, положим, для начала еще надо успеть объяснить, кого и что охраняют воинственные всадники; никакого такого общезначимого сигнала не существует, и скажем римский орел что-то говорит только другому римскому орлу, а какой-нб бунчук Аттилы, скажем с пятью конскими хвостами разных мастей, способный половину Европы уложить в лоск, ничего пока не значит для рядового алана, мадьяра, остгота, прото-эрьзи и прото-мокши.


( Collapse )

Как уже было сказано, славянских вождей Свентослава и Долгозуха коварный безжалостный Аттила держит на поводке. У него остались их семьи. Один из них, может и оба, знают, что грузинский рыцарь Амиран некогда нанес несмываемое оскорбление страшному гунну. Кто знает, может им удалось бы добиться милости. Выкупить свои семьи... как бы подобраться к офицеру ромейской охраны...

У ромеев, византийцев, задача сложнее. Как бы так бы изощриться, чтобы убедить загадочного воителя, о котором никто ничего не знает — нет, не свернуть с пути, это невозможно, армия влечется на Запад внутренним сродством, как говорили химики XIX века — но, поглотив простирающуюся до Карпат степь, остаться там угрозой Аттиле, отвлечь его от убийственной, безумной цели вовсе уничтожить Рим, и Западный и Восточный. Не будет ли лекарство горше болезни, думать не стоит. Будет и лекарство ядовитое, и болезнь смертельная.
Опять же раньше упоминалось, что полномочный посол императора Маркиана — тайный, глубоко законспирированный агент Аттилы. Не по своей воле, ох, не по своей... и не корысти ради...

Словом, пусть ждут.